— Но ведь в конце концов им объяснили?
— Объяснили. Но к тому моменту была уже пройдена некая точка невозвращения. Тайкунеры сочли, что в состоянии обойтись без материнской опеки, Поэтому в нашем обществе принято считать Землю не матерью, а теткой. Конечно, мы не готовы стать автономной культурой, но это наша стратегическая цель.
— А причем здесь этот ваш… синдром?
— Если угодно, это наша плата за самостоятельность. Мы изо всех сил стараемся не походить на Большую Тетушку. Иногда это стремление доходит до абсурда. Словно все тайкунеры ведут родословную от того шизофреника… С одной стороны, небывалая свобода нравов, в сравнении с которой даже Эльдорадо покажется монастырем траппистов. С другой — сложная система внутриобщественных отношений, базирующаяся на максимально возможном невмешательстве в личную жизнь индивидуума. Большинство людей видит и воспринимает только внешнюю сторону таикунского общества. Вроде этих «диких плоддеров», которые надеются обрести на Тайкуне что-то вроде запорожской вольницы. Что ж, мы не отторгаем никого. Можно прожить всю жизнь на Тайкуне, наслаждаясь местным привольем, но так и не стать тайкунером. Никто не выскажет и слова укоризны. Лишь бы Большая Тетушка не совалась в наши дела.
— А если что-нибудь случится?
— Справимся сами. У нас есть силы, средства и собственная гордость.
— А если случится такое, что вы не справитесь? Какой-нибудь катаклизм?
— Мы все равно откажемся от помощи этих белоручек.
Я едва сдержался, чтобы не рассмеяться. Так можно было бы оскорбить чувства этого заносчивого патриота. Но я вдруг представил, как он бросает эти гордые слова в лицо Консулу, адресуясь, впрочем, куда-то в область солнечного сплетения, а тот, глядя примерно на метр поверх его головы тяжелым стальным взглядом, отвечает в том смысле, что: да кто же тебя, клоуна, слушать станет? Кто же станет ждать, пока вы раскачаетесь и начнете спасать свои задницы? Вы еще репу чешете, а помощь уже здесь, так что — отставить разговорчики! А ну, архаровцы, всем строиться… смирррна!!! К приему помощи — приступить!.. (На доброго, ироничного дядю Костю, какого я знал, это походило очень мало, но тетя Оля рассказывала, что когда речь заходила о безопасности любого количества разумных индивидуумов, за исключением его самого, он порой делался невыносимо груб, прямолинеен и склонен к простым решениям сложных вопросов.) Или тот же пан Забродский: да, да, конечно, мы не имеем в виду посягать на ваш суверенитет, только давайте мы отойдем в сторонку, где вы продолжите излагать свою любопытную доктрину… а за его спиной бесшумно рушатся на грунт дисковидные грузовые блимпы, и из разверстых люков веерным строем вылетают бесчисленные гравитры с добровольцами в тяжелых скафандрах…
— Вы знаете, — сказал я. — Это, наверное, меня не касается, но Земля уже сейчас нравится мне больше. Хотя бы потому, что никому и ничего давно уже не доказывает.
— Когда-нибудь, дайте срок, и мы этому научимся, — пожал он плечами.
— А смысл?
— Смысл, — повторил он, словно пробуя это слово на вкус. — Понимаете, друг мой… Нас пока еще довольно-таки немного. Поэтому наше общество не делится на расы, народности и племена. Мы — один народ, мы сплочены и, несмотря на внутреннюю изолированность, ощущаем свое единство. У нас есть своя планета. У нас есть общая цель — создание собственной независимой культуры. Уже сейчас ничто не препятствует объявить во всеуслышанье, что мы независимы и самостоятельны. Но мы рискуем выступить в роли вселенских шутов, вроде жителей Амриты, которые сделали это давно, хотя не имеют на то никаких оснований, потому что во всем зависят от метрополии. Их декларацию независимости просто никто не углядел. К чести Амриты, она не стала настаивать, но сделала вид, что тоже ничего не заметила. А может быть, и вправду не заметила — они там все такие духовно самодостаточные, куда нам до них… У нас есть даже общий жупел — Большая Тетушка, которой у нас принято не доверять.
— Но вы же можете просто прилететь на Землю и поселиться там. И сразу станете гражданином Земли!
— Могу. Но не хочу. Вы еще молоды, вам не понять таких тонких материй, как дым отечества, домашний очаг, родные могилы… Ну, бывал я на Земле. Это как в госпитале: чисто, сытно и тепло, а ты все равно больной… Нет, это не мой мир, и мне там не прижиться никогда. — Он поглядел на меня оценивающе. — Но ведь и вы чего-то ищете в краю далеком?
— Н-ну… ищу.
— Кто вы, друг мой? — спросил он в лоб. — Вы непохожи на искателя грубых тайкунских развлечений. Спортсмен?
«Нгаара, в трех случаях из пяти вас примут за спортсмена, и нет нужды рассеивать это заблуждение».
— Угадали. Я баскетболист. Лечу выступать за тайкунскую профессиональную лигу.
— Гм… На Титануме вы говорили другое.
— Просто я хотел поскорее оказаться на Тайкуне. Если бы я сказал, что это конечный пункт моего путешествия, этот дедушка загнал бы меня в гроб своими нравоучениями. Я и с Земли-то едва выбрался.
— Честно говоря, на ученого вы похожи больше, даже если пренебречь юностью. Образование написано у вас на лбу, чего не скажешь о профессиональных спортсменах. А знаете, на кого вы похожи еще сильнее?
— На кого же?
— На эхайнского шпиона!
Какое-то время Флеминг с любопытством исследовал смену эмоций на моем лице.
— Такая шутка, — наконец сказал он, хотя лицо его не смеялось. — Незатейливый тайкунский юмор. Вы обиделись? Будем считать, это моя маленькая месть за вашу маленькую ложь. Потому что никакой вы не спортсмен. Но! Вы не называете своего имени и не желаете открыть свои планы. А я тайкунер, я уважаю ваше право на личную тайну и не намерен настаивать. С другой стороны, я профессиональный психолог и желал бы предложить свою помощь в вашей социальной адаптации. Наверняка вы поселитесь в Хессертине или, в крайнем случае, в Гемарне. Вот мой личный номер, — чтобы передать информацию, он поднес свой браслет к моему левому запястью — но там ничего не было. — Гм… забавно. Не имеет значения… Просто запомните: Финтан Флеминг. Когда устроитесь на Тайкуне, найдите меня. Я отвечу на все ваши вопросы. — Он все же улыбнулся. — Если уж на то пошло, я в жизни не видал ни одного эхайна. А вы очень уж крупный. Настоящий эхайн — как их описывают! Хотя, повторюсь, чересчур молодой.