Бумеранг на один бросок - Страница 24

У меня сердце ёкнуло.

— Ей… — сказал я с усилием, — ей нужно немного подождать.

— Неужели тебя? — усмехнулся он. — Не фантазируй. Победи свой голод прежде, чем привидится ветчина. И уж наипаче салат… Знаешь, сколько ей лет?

— Ветчине?

— Ольге.

— Не знаю… не хочу знать.

— Она втрое старше тебя. У нее…

Я напрягся, ожидая, что он скажет: «… дети твоих лет». Но услышал:

— …взбалмошный нрав и эксцентричное поведение. Стоит ей закатить глазки и молвить что-нибудь вроде «Уой… обожаю…» (Я хихикнул: получилось очень похоже!), и мужики валятся налево-направо в аккуратные поленницы. Что поразительным образом не мешает ей быть прекрасным звездоходом. Да чего ради я тебя уговариваю? Просто выкинь это из головы. Считай ее своей теткой и относись соответственно. Ты ведь можешь пойти на такую жертву?

Я отрицательно помотал головой.

— Чучело ты, — сказал он ласково. — Кажется, я начинаю любить Черных Эхайнов.

Странное дело: рядом с ним я не испытывал никакой скованности, как это бывает при разговоре с незнакомыми взрослыми. Наоборот, мне казалось, что мы знакомы много лет — уж года три, не меньше, и никакой он не взрослый, а chico моих примерно лет, и такой же ненормально крупный. И никаких тайн у меня от него не было. Мне нестерпимо хотелось говорить ему «ты», позвать его в мою комнату, показать мою коллекцию морских раковин и узнать его мнение об этих чудилах из «Гринго Базз».

— Знаешь что? — промолвил он задумчиво. — Говори мне «ты».

Нет, он определенно читал мои мысли.

— У меня ничтожный опыт общения с подростками, — между тем продолжал дядя Костя. — С младенцами — еще куда ни шло, у меня крохотная дочурка… И я чувствую себя не в своей тарелке, когда ты, совсем меня не зная, пытаешься выказывать мне какие-то совершенно пока незаслуженные знаки возрастного уважения. Если бы твоя мама не отшила меня в тридцать втором… должен заметить, что и правильно отшила… кто я тогда был? грязный, замученный плоддер, а она — блистательный командор Звездного Патруля… то все могло бы сложиться иначе… — Он задумался еще тяжелее и бессвязно забормотал себе под нос: — Хотя нет, не могло бы, тогда я был еще слишком глуп, чтобы нравиться женщинам… да и сейчас не накопил великой мудрости…

Он почувствовал, что окончательно заплутал в своих рассуждениях, и стеснительно улыбнулся. Так мог бы улыбаться гизанский сфинкс (уверен, я не первый, кому в голову пришло такое сравнение!). Или Читралекха, если бы у нее было чувство юмора.

— Ну что? — спросил дядя Костя. — Годится? Пошли, скрепим наш уговор, выпьем на брудершафт.

— Чего-чего выпьем?!

— Это старинный русский обычай. Если двое переходят на короткую ногу, то обязательно выпивают по большому стакану томатного сока. Ну, там еще всякие глупости, вроде троекратного поцелуя, но это мы опустим…

— Мне кажется, «брудершафт» — не русское слово, — заметил я осторожно.

— Кто тебе такое сказал?! — поразился он. — Наплюй тому в глаза, кто говорит эти глупости. «Брудершафт», «бутерброд», особенно с ветчиной и салатом, и «бормоглот» — исконно русские слова. Никто не лишит нас национальной культуры! Может быть, и Северин — не русское имя?!

Где-то спустя полминуты, уже на веранде, до меня дошло, что он прикалывается. Нет, права была мама: я действительно туго соображаю, но теперь хотя бы знаю, почему. Во всем виновато мое темное эхайнское происхождение (ей-богу, неплохая отмазка на будущее, хотя вряд ли можно будет ею злоупотреблять). И я немедленно пустил этот аргумент в ход:

— Вообще-то, я эхайн.

— Тогда скажи мне что-нибудь по-эхайнски, — фыркнул дядя Костя. — Не можешь? То-то, эхайн липовый. Это я могу часами трындеть на эхойлане, как истинный т'гард Светлой Руки, а ты и русского-то еще толком не знаешь…

И он произнес длинную фразу на неприятном и абсолютно нечеловеческом языке, лязгая, щелкая и придыхая.

— Зато я могу вот так, — сказал я и переплел руки, как учила тетя Оля. — А вы нет. И кто из нас больше эхайн?

— Вздор! — закричал дядя Костя, попытался повторить и обломался.

Мы выпили томатного сока. Дядя Костя крякнул, утерся — я слегка струхнул, что он все же потребует троекратного поцелуя, — и сказал:

— Ну, теперь скажи мне что-нибудь, используя местоимение второго лица в единственном числе.

— Чего-о? — переспросил я и понял, что снова торможу.

— Обратись ко мне, как подобает после стакана томатного сока!

— Сейчас… сейчас… А вы…

— Дам по шее, — сказал он ласково.

— А ты… (Я поразился, как легко мне это далось.)… умеешь читать мысли?

— Умею, — кивнул он. — Но только самые дурацкие. К счастью, у большинства окружающих только такие и есть. У тебя, например. Открыть, о чем ты сейчас думаешь?

— Нет! — запротестовал я.

13. История тети Оли Лескиной

Тут на веранду пришла мама, а следом за ней и тетя Оля.

— Ну вот, примерно об этом, — сказал дядя Костя.

— Что это вы тут делаете с такими плутовскими физиономиями? — строго спросила мама. — Интригуете за моей спиной?

— Как ты могла такое подумать обо мне, Леночка! — воскликнул дядя Костя, скорчил плутовскую физиономию, как он ее понимал, и мамины подозрения стократно усугубились.

— Отвратительно выглядишь, — сказала она. — Ты знаешь об этом?

— Знаю, — согласился он. — В незапамятные времена моя матушка Ольга Олеговна, когда хотела всех повеселить, говорила: «Костик, сделай „крыску“». И я демонстрировал такую вот рожу.