Бумеранг на один бросок - Страница 69

Мы пробками вылетели на поверхность — вернее, я вытолкнул ее наверх, как пробку, а сам выскочил следом. До берега было метров двадцать, не меньше. «Тону!» — прочитал я по ее губам, и крикнул ей в ухо:

— Никто здесь не утонет! Ты не можешь утонуть! Ведь ты — рыба!

Мне даже пришлось легонько тряхнуть ее, чтобы привести в чувство. Она лежала в своем дурацком гидрокостюме на моих руках, затравленно глядя в небо и всхлипывая. Я отлепил бранквию с ее губ, чтобы Антония могла свободно дышать и говорить. Но она молчала, словно смертельно и несправедливо обиженный ребенок.

Я все сделал не так. Я все испортил своим идиотским сюрпризом. Нужно было соображать, когда и над кем учинять рискованные приколы. Теперь она ненавидела всех и вся. Ненавидела море за сыгранную с ней злую шутку. Ненавидела меня за мою эхайнскую тупость. Ненавидела себя за внезапное и постыдное проявление слабости. Тут ничего нельзя было поправить, оставалось одно — плыть к берегу и возвращаться в Алегрию тропой разочарований…

— Что это? — вдруг спросила Антония шепотом.

— А? Где? — промямлил я, поглощенный унылыми раздумьями.

— Меня кто-то толкнул… снизу.

Я закрутил головой. Неужели снова притащился давний мой приятель тюлень-монах?

Но это было нечто иное. Это было неизмеримо лучше. И это было мое спасение.

Его звали Гитано — «цыган», и уже никто не помнил, почему именно так. Может быть, за любовь к пляскам на волне? От других афалин, что заплывали в прибрежные воды Исла Инфантиль, его отличало светлое пятно неправильной формы посреди куполообразного лба. Кроме того, он был крупнее всех остальных самцов, размером с добрый ялик. У Гитано была подруга, которую звали, разумеется, Кармен, но людей по каким-то непонятным причинам она сторонилась. Похоже, этот здоровяк вообразил себе, что бедная девочка вот-вот утонет, а я и пальцем не пошевелю, чтобы ее спасти, и теперь старательно выталкивал Антонию на поверхность.

Антония в полном потрясении перевернулась на живот и теперь лежала раскинувшись на его широченной спине, как этакая тощенькая Европа на этаком быке… Разумеется, Гитано в два счета отбуксировал бы ее к берегу, но его смущало мое поведение. Он никак не мог взять в толк, почему же я-то не хватаюсь за его плавник и не плыву следом, шумно выражая благодарность за неожиданную и эффективную помощь. Он даже вынырнул из-под Антонии (та, против ожиданий, не испугалась, не ударилась в панику, а зависла в воде столбиком, вполне толково, хотя и по-лягушачьи, перебирая конечностями) и отплыл в сторону, недоуменно поглядывая на нас блестящими глазенками и поскрипывая на своем языке. Мол, а ты-то понимаешь, что им нужно, этим неуклюхам, Карменсита?.. Я огляделся. Подружки нигде не было видно.

— Это дельфин, — вдруг объявила Антония абсолютно спокойным голосом.

— Как ты догадалась? — машинально съехидничал я.

— Он меня не укусит?

— Не думаю. Ты же вся в резине, а дельфины резину не жуют.

— А что они жуют?

— Например, кефаль.

— У тебя случайно нет с собой?..

— Да ты только посмотри на его физиономию! Разве похоже, что он голодает?

— А что ему тогда от нас нужно?

— Поверь, этот парень ни в чем не нуждается. Он подумал, что это мы нуждаемся в его помощи…

— Все хорошо, спасибо! — крикнула Антония задыхающимся голосом. — Но он не уплывает…

— Он хочет поиграть с тобой, — пояснил я. — Позови его.

— Как?!

— Уж не знаю, — прикинулся я. — Найди способ!

Гитано продолжал нарезать круги, проказливо скалясь во всю многозубую пасть.

— Эй, — позвала Антония отчего-то шепотом. — Не будете ли вы так любезны приблизиться?

Она пошлепала ладонью по воде, как если бы подзывала собаку. Но Гитано все понял и не обиделся. Его мощное тело бесшумно погрузилось в глубину и серой тенью мелькнуло у нас под ногами, а затем он вынырнул между мной и Антонией, как диковинный морской бог, и снова легко вскинул ее себе на спинищу. Вода вокруг него кипела. «Надеюсь, ему достанет ума не уволочь ее далеко», — подумал я.

Но все обошлось. В десятке метров от нас всплыла Кармен, и вряд ли она одобряла поведение своего приятеля. Гитано сей же момент избавился от своей ноши и устремился следом за возлюбленной на просторы Медитеррании.

— Это дельфин, — снова сказала Антония каким-то потерянным голосом. — Я только что играла с дельфином.

— Ты, наверное, устала, — сказал я. — Поплыли-ка к берегу.

— Хорошо, — беспрекословно согласилась Антония. Впрочем, тут же проявила свое обычное упорство: — Мет, я сама!

Сама так сама… К ее чести обнаружилось, что плавать она все же немного умеет, стилем «брасс», но делает это чересчур академично и потому тратит слишком много усилий. К тому же, ей очень мешал дурацкий гидрокостюм… Не прошло и получаса, как мы выбрались на песочек, отлежались и со всевозможной поспешностью поднялись в мертвую зону, куда не захлестывал прибой.

— Северин Морозов, ты негодяй, — сказала Антония, приведя дыхание в норму. — Ты едва не утопил меня!

— Ну, извини…

— За что? За то, что не утопил?!

Я не знал, что и придумать в свое оправдание, и только беззвучно открывал рот, как дельфин-афалина.

— Так вот, — сказала Антония. — Я пить хочу.

Я подал ей бутылочку фресамадуры.

— И еще, — продолжала несносная девица, и металл в ее голосе звучал сильнее обычного. — Мы пришли сюда изучать морское дно, и мы его изучим, хотя бы все каракатицы мира встали у меня на пути.

— Крепко сказано, — заметил я, и вспомнил слова дяди Кости: «она очень цельный и сильный человечек».