Бумеранг на один бросок - Страница 76

«Кто же здесь инфанта?..» — подумал я с интересом, и тут до меня дошло.

Если до жирафа, по слухам, доходит на третьи сутки, до диплодока, по экспертным прикидкам, на вторую неделю, то я, простой Черный Эхайн, побил все рекорды. Мне понадобилось почти двенадцать лет, чтобы допереть, что моя старинная подружка Барракуда и есть самая натуральная принцесса, особа королевских кровей. Я вспомнил пророческие слова Консула: «Одна из этих сеньорит определенно утрет тебе нос своим происхождением…» Но кто же знал, что на нашем островке обитают неузнанные королевские отпрыски?!

Корнелия Австрийская грациозно откинула вуаль с чеканного лица и строго посмотрела на принцессу-хулиганку.

— Дитя мое, — промолвила она бархатным контральто. Даже мне был отчетливо различим ее тяжелый акцент. — До нас дошли неприятные слухи… — Тут королева слегка повернула голову и обронила: — Благоволите оставить нас с инфантой наедине.

И все ринулись прочь. Мне очень хотелось задержаться и посмотреть, на что это похоже — королевская нахлобучка, но сеньор де Миранда, с неприятно перекошенным от подобострастия лицом, ухватил меня под руку и повлек за собой. Придворные зависли на крыльце, а случайные зеваки, вроде меня, с чувством слабо удовлетворенного любопытства рассосались по зеленой зоне.

— Королева… — сказал сеньор де Миранда, утирая пот. — Королева — это вам не шуточки. Это надо ценить, вне зависимости от повода, коему мы обязаны ее визитом… Вы понимаете меня, Севито?

Я не понимал. Ну, королева, ну, красиво. Костюмы, кареты, пажи. Годится для сказки про какую-нибудь Золушку… Но мне не хотелось обижать директора, славного и доброго человека, и я кивнул и выразил свое согласие разнообразными утвердительными междометиями. Если сеньор де Миранда безумно любит свою королеву — кто я такой, чтобы его в том попрекать?.. Да и то сказать, повод для высочайшего визита был и впрямь не из лучших. Барракуде никто бы сейчас не позавидовал, даже принимая в расчет, что она принцесса.

Что ж, я мог быть уверен в одном: всем непосредственным виновницам инцидента в той или иной степени перепало по первое число.

Но я все еще не говорил с Антонией.

3. Бросаю Антонию

И лучше бы мне было не говорить с нею вовсе.

Она так и не открыла. Поэтому на протяжении этого дурацкого разговора я, как дурак, стоял у запертой двери и самым дурацким образом общался с дверной ручкой. И голос у меня тоже был самый дурацкий, какой только можно себе вообразить. Жалкий, заискивающий, словом — полное ничтожество.

АНТОНИЯ (чрезвычайно ядовито). Что, пришел пожалеть?

СЕВЕРИН (окончательно потерявшись). В том числе.

АНТОНИЯ. Мне жалость ваша не нужна.

СЕВЕРИН. Мурена совсем спятила.

АНТОНИЯ (еще более ядовито). Ах, бедная…

СЕВЕРИН. Послушай, открой дверь. Что я тут, как дурак…

АНТОНИЯ (с совершенно уже немыслимой ядовитостью). Только не воображай себя умным.

СЕВЕРИН. Что ты сказала Мурене, отчего она взбеленилась?

АНТОНИЯ. Вот пускай она тебе и наушничает.

СЕВЕРИН. По-моему, я ничем не заслужил такого отношения…

АНТОНИЯ. Думай, как хочешь.

СЕВЕРИН. Ты можешь открыть дверь?

АНТОНИЯ. А ты можешь себе представить, что я не хочу тебя видеть?

СЕВЕРИН. Не хочешь видеть… почему?

АНТОНИЯ. Напряги фантазию. Может быть, ты мне неинтересен.

СЕВЕРИН. Ты это Мурене сказала?

АНТОНИЯ. Много чести!

СЕВЕРИН. Похоже, ты сама иногда не знаешь, что говоришь.

АНТОНИЯ. Я всегда знаю, что мне нужно сказать и что нужно сделать.

СЕВЕРИН. Так что же это было?

АНТОНИЯ. Ты думаешь, я испугаюсь это повторить тебе?

СЕВЕРИН. У меня такое чувство, что ты должна сожалеть об этих словах.

АНТОНИЯ. Боже, у эхайна появились чувства!

СЕВЕРИН. Я не эхайн. Я человек. И всегда был с тобой человеком. И ты, кстати, тоже… Тебе плохо, и я хочу поговорить с тобой. Хочу тебе помочь.

АНТОНИЯ. Ты даже себе не можешь помочь. Ты никто, ты никакой…

СЕВЕРИН. Тебе не удастся обидеть меня. Это не ты говоришь со мной, а твоя обида.

АНТОНИЯ. Так ты уйдешь наконец?

СЕВЕРИН. Я понимаю, что виноват. Меня не оказалось рядом в тот момент, когда я был нужен, когда всего можно было избежать. Не нужно было мне летать в эту злополучную Картахену. Век бы без нее прожил. Прости меня. Прости. И позволь мне тебя увидеть.

АНТОНИЯ. Хорошо, слушай. Вот что я сказала этой злобной девке: «Когда он мне надоест, можешь забрать его себе. Все равно он ничего не умеет. И целуется как младенец».

СЕВЕРИН….

АНТОНИЯ. Меня никто не заставлял. Меня никто не бил. Я сказала это с тем, чтобы она знала твое место. А когда она поняла, что я права, это и привело ее в бешенство. Ни одно ничтожество не стерпит, когда ему укажут на его место.

СЕВЕРИН. Ты не можешь так думать.

АНТОНИЯ. Теперь ты сгинешь с моих глаз наконец?

СЕВЕРИН. Хорошо, если ты так настаиваешь… я уйду.

АНТОНИЯ. Да, я настаиваю.

СЕВЕРИН. Только вот что.

АНТОНИЯ. Ну, что еще?

СЕВЕРИН. Не думай, что ты центр вселенной, и весь мир вертится вокруг тебя. Ни фига подобного. Это не занюханная планетка Мтави-что-то-там-такое, со штабелями пыльных, никому не нужных трупаков. Это там ты была центром той дохлой вселенной. А здесь — Земля. Земля слишком велика, чтобы обращать на тебя внимание. Миллиарды людей даже не подозревают о твоем существовании. И если ты думаешь, что это ненормально, так вот это — нормально. Твои беды и заботы не больше и не меньше ничьих бед и забот. Если два десятка людей приняли их близко к сердцу, это уже хорошо. Это значит, ты уже не одна. Но если ты начнешь отталкивать от себя и этих людей, вот тогда… тогда… И вообще, если ты такая умная, почему ты такая злая?!