Кто еще после этого станет отрицать, что дуракам везет?!
Наверное, мтавины строили Убежище для себя, когда поверхность планеты стала похожа на артиллерийский полигон, но по каким-то причинам не довели дело до конца. То ли не успели, то ли бросили на полдороге, углубившись в самые недра. Если Аксель, говоря «мы нашли то, что искали», имел в виду эти голые каменные стены, то он сильно преувеличивал их ценность для земной науки и культуры. Зато для троих робинзонов в те часы ничто не имело большей цены.
Следующие тесты сообщили, что плотность атмосферы в Убежище существенно превышает ту, что на поверхности, и состав ее пригоден для дыхания. Деятельный Эйнар, несмотря на предостережения, тотчас же избавился от гермошлема, сделал два глубоких вдоха и свалился без чувств. Пока Тельма и хныкающий Стаффан суетились вокруг пищеблока, переводя его в режим фармакогенеза, Эйнар очнулся, сел и понес какую-то чушь. Он выглядел так, словно влил в себя поллитра текилы за один присест. Поднялся, идиотски хихикая и пытаясь что-то неповинующимся языком донести до оторопевших товарищей, сделал несколько неверных шагов, рухнул и захрапел. Он был жив, относительно здоров и совершенно невменяем.
Но, проснувшись спустя три часа, вел себя адекватно и смог сообщить свои первые впечатления от атмосферы Мта-винамуарви.
Во-первых, она оставалась довольно разреженной, что вызывало гипоксию и ослабляло сопротивляемость организма. Во-вторых, один из ее компонентов оказался наркотическим анальгетиком, каким — неизвестно, и действовал на человека как чрезмерная доза выпивки, то есть буквально валил с ног. Пока пострадавший лежал в отключке, его метаболизм экстренно адаптировался к новым условиям существования и, судя по Эйнару, успешно. Хотя головные боли преследовали всех довольно долго.
«И стали они жить-поживать да добра наживать…»
Сколько лет сидел Робинзон Крузо на своем необитаемом острове? Двадцать восемь лет, как пишет Даниэль Дефо. Райский уголок в теплом океане, пальмы, козы, попугаи — биомасса во всех мыслимых формах… Реальный матрос Селкерк просидел на реальном острове Хуан Фернандес четыре года и едва не спятил от одиночества. Их бы всех на Мтавинамуарви, в холод и тьму, в редкий, напитанный отравой воздух, в глухие скафандры!.. Из новейшей истории: не менее реальный звездоход по фамилии Панин провел на запретной планете Царица Савская никак не меньше восьми лет. Но у него была крыша над головой — неповрежденная обшивка корабля типа «блимп». И, со всеми оговорками, Царица Савская все же относилась к «голубому ряду»…
Так что ни в какое сравнение с пятнадцатью годами трех крофтов-неудачников это не шло.
Пятнадцать лет! Столько времени прожили двое мужчин и одна женщина в «Храме мертвой богини». Совершая короткие вылазки на негостеприимную поверхность погибшего мира. Без большой охоты обследуя самые ближние ходы катакомб — и то лишь в условиях прямой видимости. Согреваясь жаром собственных тел, светом от «Люциферов» и слабым теплом от вынесенных с корабля аккумуляторов. Коротая дни и ночи в домике, что был сложен из съемных панелей обшивки и наполнен всем, что хотя бы отчасти напоминало мебель и создавало видимость комфорта. Уже через месяц они перестали браниться и клясть судьбу. Через год прекратили ждать помощи из Внешнего Мира. Чуть позже всем начало казаться, что они всегда были здесь, никогда не знали прежней жизни, и что здесь им самое место.
Они мало разговаривали между собой и вовсе не обращались друг к дружке по имени. Все кристаллы к бортовому мемографу были выучены наизусть. Все истории были рассказаны. Все песни были спеты. Анекдоты уже не смешили, а новые на ум не шли. Как-то Тельма застала Эйнара сидящим на берегу водоема, с застывшим, обращенным внутрь себя взором. «М-мм?» — спросила она. «Забыл», — сказал Эйнар. «Что?» — «Фамилию свою забыл». Тельма расхохоталась… и вдруг осеклась. Она вдруг обнаружила, что не помнит, как зовут ее родителей.
Тельма схватила Эйнара за плечи и встряхнула изо всех слабых сил. «Ты Эйнар Стокке! — заорала она. — Ты чертов потомок викингов! Ты родился в Шепсхамне, на острове Остен, на берегу Ботнического залива! Это на Земле! Там наш дом и наши семьи! А здесь мы временно! Временно!..» На ее крики прибежал Стаффан, по своему обыкновению хныкая и причитая, «Прекрати, — сказала ему Тельма. — Ты Стаффан Линдфорс, родился черт знает где на Земле, и ты, засранец, потомок викингов. Викинги не хнычут». — «Что ты хочешь?» — спросил потомок викингов, утирая сопли. «Я хочу, чтобы кто-нибудь сказал мне, как зовут моих отца и мать, — объявила Тельма. — А еще хочу вернуться домой нормальной женщиной, а не беспамятной обезьяной». — «Ты Тельма Рагнарссон, — ошалело произнес Эйнар. — Родилась во Фьелландете, а неподалеку течет Индальсельвен. И ты никогда не говорила, как зовут твоих родителей, потому что никто специально и не спрашивал». — «Отто, — вдруг сказал Стаффан. — Это что касается твоего папы. А маму, кажется, Анника… или Аннетта». — «Антония! — воскликнула Тельма и поцеловала Стаффана в вечно красный от холода и переживаний нос. — Мою маму зовут Антония!» Потом она крепко взяла Стаффана за руку, но прежде обратилась к глупо ухмыляющемуся Эйнару и строго приказала: «Будь здесь, в дом пока не заходи». Тот пожал плечами. Что ему было за дело до их развлечений в доме? Ему хватало своих забот: уж очень захотелось вдруг перебрать в памяти названия улочек Шепсхамна и имена соседей, друзей и той девочки, которой он, двенадцатилетний лоботряс, одуревший от первой влюбленности, кидал в окошко целые кусты тюльпанов, вырванные вместе с корнями.